а в тебе литры кофе.кофе пахнет тобой.а ты тем самым кофе.а в столице такое не-лето.и на улице миллионы прохожих.ходят, улыбаются, выкидывают фантики от мороженого.курят, смеются, ждут кого-то в центре зала метро.

и ни в одном прохожем нет намека на тебя.

а я стою и жду.и голос, твой голос, поэтичными нотками, шершавыми нотками-в ухо ко мне врывается.

и лукавит.голос твой лукавит.

а я помню его именно таким.чуть охрипшим, немного севшим.

звук твоего голоса.

и с пятницы до понедельника считать часы.

без твоего голоса.

и просить обезболивающее.честное слово, от него можно перестать по кровате кататься и простынь комкать, и мять, и разрывать. а так, эту желанную таблетку, растолкать в ложечке, запить, и может, станет легче. 

иначе я уже и не понимаю.что у меня внутри там еще может болеть.

и знаешь, быть болезненной, нервной, гундосной, дибильно-инфантильной, откровенно скучной… я могу только когда по тебе тоскую.

навести меня, пожалуйста, холодным антициклоном.

мне так сильно не будет  хватать 
дефицитного тепла твоих рук.
  электронов твоих раскованых губ. 
и твоих не тронутых скул.

а у меня колени опустились перед кроватью твоей,

понимаешь, колени, подгибаются

и сердце мое

вдохнуло-и надорвалось.

не выдержало

и треснуло, тесно там вместе.

и теперь

ни на моем теле,

ни на теле мобильника

ни одного живого места

не осталось. 

(с)

рисуй на моих бедрах, коленях- отрывки своих реплик.

откровений.

признаний.

мне будет щикотно, невыносимо-но тебе можно.

можно.слышишь?

ты только рисуй.

вырисовывай, стирай и снова начинай.

а я буду хранить каждый портрет.

твоего прикосновения.

началось все с того, что я совсем не слышала маминого «Ксю, укрась квартиру».

спала.хотя и сказала «Угу».

встала в 11-20.

медленно позавтракала, помыла голову...

в 11-50 я вспомнила, что обещала украсить квартиру.

до папиного прихода 20минут.

я в попыхах включаю компьютер, параллельно растягиваю гирлянду, почти что ногой задвигаю под стол все ненужные бумажки и мусор.

печатаю что-то, склеиваю, злюсь, потому что все руки в клею у меня.

липну ко всем бумажкам. все бумажки давным-давно на мне.

12-05.

чертыхаюсь, почти все развешано, вот только осталась гирлянда.

забираюсь на стул, в зубах держу скотч и ножницы.

вешаю.

криво.

перевешиваю.

злюсь неимоверно.

стою на стуле, почти что матерюсь.

«Ксюша тупая, Ксюша руки-не-из-того места, Ксюша бездельница...»

как сзади голос «Ксюша все равно любимая дочка»

и слезы, чертовы слезы в три ручья.

Пап, с днем рождения тебя.

я тебя очень люблю.

и прости свою бестолковую дочь.

это я курю.

Люблю тебя,

Говорю-

И ни черта не знаю,

Что с этим делать.

давайте, когда мне будет хотеться плакать -я буду плакать, а вы не будете спрашивать почему, из-за чего, из-за кого? давайте?

я все равно не отвечу.

почему.

из-за кого.

я все равно буду плакать.

так что лучше, не мешайте

тону.

и будто и впрямь под воду ухожу.

захлебываюсь, глотаю воды, задыхаюсь.

считаю до десяти, отталкиваюсь от дна.

чувствую, как сводит ноги.

я будто и вправду тону.

эти выходные, как марафон со дна на поверхность воды.

затяни меня потуже.

так, чтоб я дышать снова не смогла.

или дышала интервалами, по- секундно.

затяни, а.

я тебя «очень»

«очень» по коже, по нервам и по голосу.

«очень» по глупым интервалам времени.

15-20 секунд и я уже «очень»

15-20 секунд-кто-то скажет, как мало.

но я так «очень», что спасибо и за это.